Но главный способ упрочения государственных финансов был открыт на пути кардинального рефор­мирования прямого обложения — введения подушной подати.

"Подушина" не была личным изобретением Петра. Он мог заимствовать идею из Франции, где подушный налог был одним из главных доходных источников ка­зенных доходов. Вопрос о введении "поголовщины" обсуждался в Москве еще в правление царевны Со­фьи.

В ноябре 1718 г. указано было, "чтоб правдивые принесли, сколько у кого в которой деревне душ мужска пола." Но до назначенного годичного срока пере­пись не была завершена. Пожалуй, ни одна реформа Петра не проводилась в жизнь так медленно, при столь массовом явном и тайном сопротивлении. Даже такой поклонник Петра, как Посошков подверг сомнению основания реформы. "Душа вещь неосязаемая и умом непостижимая и цены не имеющая: надлежит ценить вещи грунтованные", — писал он.

Впрочем, подобные соображения вряд ли волнова­ли многих. И люди "подлого звания", и "благородное шляхетство" хорошо понимали, что собственно "души" и вообще метафизика здесь совершенно ни при чем. Дело было в другом. "Самодержец всея Руси" реши­тельно двинулся в поход за неучтенными рабочими ру­ками своих подданных, к тому же пригодными для сабли и мушкета. А в том, что найденное будет немед­ленно изъято и поставлено на службу казенному инте­ресу, а частью пойдет на прокорм многочисленным подъячим, после двух с половиной десятилетий прав­ления Петра сомневаться не приходилось.

Перепись населения и введение "подушины" стали последним актом борьбы Петра за мобилизацию наро­дного труда и народных денег в интересах государствен­ного строительства, завершением, начатой еще при Алексее Михайловиче, реорганизации общества на служебно-корпоративных началах. Уже введение во вто­рой половине XVII столетия "дворового числа" было продиктовано стремлением правительства положить "тягло" на максимальный контингент потенциальных плательщиков и поставить преграду их попыткам вы­йти из состава тяглецов. Однако достигнуть этого было весьма затруднительно, пока сохранялись многочис­ленные, оставшиеся от средневековья, податные "ниши", в которых при желании мог скрыться пла­тельщик: жильцы многочисленных дворцовых слобод, церковный причт, монашествующие, всевозможные во­льные и дворовые люди. Устремления правительства сталкивались и с интересами помещиков, которые, по­лучив исключительное право использовать труд при­крепленных к земле крестьян, проявляли все меньше желания разделить доходы от этого использования с казной.

В попытках изобрести способы утайки рабочих "душ" от государства помещики, крестьяне и "всяких чинов люди" проявили редкое единство. Несмотря на посулы "правдивым", "кто что утаит, то отдано будет тому, кто объявит о том", угрозы "разорения" и смер­тной казни, души переписывались "с великой утай­кой". Посланные в 1722 г. "для раскладки войска на землю" генералы и полковники обнаружили, что до половины наличных душ в перепись не попало. Поэ­тому, удивительно не то, что для подготовительной ра­боты к введению подушной подати потребовалось около 6 лет, а то, что эта работа была все-таки завершена.

В конечном итоге в состав податного сословия во­шло множество мелких социальных групп: однодворцы, "ясашные и сибирские пашенные служилые люди", "коп­ейщики" и так далее. Все они вместе с "черносошны­ми" крестьянами перешли в разряд крестьян государ­ственных, лично свободных. Но главную прибавку к численности податного сословия дало включение в состав крепостных тяглецов холопов. В "тягло" были пос­тавлены и многочисленные "захребетники" — кресть­яне, не имевшие самостоятельного хозяйства, которые жили в одном дворе с крестьянином-хозяином.